Но птицу проняло и так. Она пронзительно, совсем по-человечески завопила. Наверняка и этот крик был украден ею у какого-то бедолаги. Если так, я мщу в том числе и за него.

Ещё два шипа уткнулись в оперение ниже шеи. Один бессильно отскочил, а вот второй достиг цели. Тварь беспорядочно замахала щупальцами, от которых я упрыгал в ближайшие кусты, прикидывая, когда же яд прикончит её. В моём случае рука отвалилась практически моментально.

Птица не собиралась сдаваться так быстро. Она судорожно захлопала крыльями, точно готовясь взлететь. Белоснежный рисунок на её перьях тускло засветился, и по нитям пробежали огоньки.

Так у неё ещё и электричество есть⁈

Здешняя живность поражала всё больше. Будь в ней чуть больше акцент на морской тематике, старик Лавкрафт непременно пожелал бы заполучить зарисовку-другую для вдохновения.

Тварь грузно зашлёпала к кустам, в которых засел я. Промелькнули нити, начисто срезав десяток ветвей, над обрубками закурился дымок.

Коснись меня птица даже на секунду, и я труп.

Я ответил очередной порцией шипов — и лишь затем спохватился, что их запас на спине иссяк. К счастью, последний залп окончательно расставил точки над и: птица задёргалась в судорогах, опять зашлёпала крыльями, даже оторвалась от земли — и упала, вскоре затихнув.

Подождав для надёжности несколько минут, я выбрался из кустов. Пришлось повозиться, вытаскивая ногу из хватки шипастой лианы, которая никак не желала со мной прощаться. Это напомнило мне о суровости джунглей.

Скоро сюда сбегутся хищники со всей округи, чтобы попировать на останках птицы. Убитой, между прочим, не ими.

Делиться добычей в мои планы не входило. Я перекинулся в безликого. Конечности вернулись в полном объёме, но платой за это стал лёгкий голод, который волной пронёсся по телу. Я задобрил желудок, проглотив птицу целиком. От неё не осталось ни пёрышка.

Интересно, куда исчезает вес поглощённого тела?

Я съел сотни килограммов, однако не чувствовал себя стеснённым или хотя бы потяжелевшим. Туши проваливались в меня, как в бездонную чёрную дыру.

Неужели мой желудок находится в ином измерении?

Не такое уж нелепое предположение, если вспомнить, что я вдобавок питался душами. Ничем иным шары, которые встретились мне в пустоте, быть не могли. Не после того, как со мной заговорил тот мальчишка.

Заговорил, судя по сказанному им, в последний раз.

Я вернулся в расщелину и решил снова окунуться во внутреннюю пустоту, где в прошлый раз встретился с Каттаем. В этот раз обошлось без вихрей и водоворотов. Я не утратил контроль над собой; стоило закрыть глаза и заглянуть внутрь, как пришло ощущение легкости и покоя, будто я вернулся домой после долгого отсутствия. Бархатная тьма приняла меня, и передо мной повисли шары в знакомой серой дымке.

Большой клубок выглядел плотным и светился изнутри. Его нити тесно прилегали друг к другу, образуя затейливый узор. Мглистая дымка, увиденная в первый раз возле него, стала гуще, щупальца её плотно присосались к поверхности клубка. Там, где они касались его, нити потускнели.

Если я правильно понял, то этот туман — часть меня, ответственная за переваривание душ. Я легонько потряс клубок Каттая, но в этот раз призрак не появился.

Если нарушить структуру души, личность исчезает?

Гипотеза ничем не хуже любой другой.

Было немного жаль бедного мальчишку. Он явно не заслужил участи быть переваренным мною — хотя бы потому, что не сделал мне ничего дурного.

Впрочем, изменить я ничего не мог. К тому же Каттай добровольно принёс себя в жертву ради спасения сестры. Да и то, что он удивился, когда я с ним заговорил… У меня зародилось подозрение, что безликий начал переваривать его куда раньше, чем я смог вмешаться, и процесс уже было не остановить.

Так что голос совести вскоре затих.

Ради интереса я взялся за одну из нитей. Меня затопило предвкушение — сладостное, горячее, нестерпимо дразнящее. Я рванул ниточку на себя и…

Нахлынули образы — последовательные, чёткие и до того яркие, что я безнадёжно затерялся в них.

Жаркий летний день, одуряющий запах травы, солнечные лучи, которые пробивались через кроны деревьев, близкий плеск воды…

Пробуждение вышло жестоким. Секунду назад я был в другом месте, в другое время, был другим человеком, — и вот я вновь в холодной расщелине меж камнями.

Только что я прожил чужое воспоминание. Не увидел со стороны, а погрузился целиком, до последней эмоции впитав его. Перемена обстановки была столь резкой, что я потратил какое-то время, вытряхивая из головы остатки другой личности.

Содержание воспоминания не представляло особого интереса. Оно принадлежало Каттаю, который, смущаясь своей неопытности, целовался с премиленькой молоденькой служанкой. Я живо представил её личико, горящее стыдом, пока она расстёгивала пуговицы на его сюртуке, а он, тогда здоровый и статный, неловко гладил её по веснушчатей щеке, шепча на ухо всякие глупости, а потом…

Усилием воли я выдрал себя из этой сцены. Мне не было особого дела до того, чем занимался парень до того, как его поглотил монстр. Но это воспоминание бесцеремонно влезло в мой разум, и тот принял его как родное.

А ведь когда-то Каттай не был изнурённым задохликом… Жизнь потрепала его почти так же, как меня.

Теперь я знал точно, что я пожирал не только плоть жертвы, но и её воспоминания.

Но это было не ещё всё. После того как я выдрал нить из шара, в меня хлынула энергия. Безумно сладостное чувство всесилия переполнило тело.

Итак, у меня появился личный источник еды и информации о новом мире. Но прибегать к нему часто не следовало — я до сих пор не мог вытряхнуть из памяти вкус губ служанки. То, что для Каттая осталось в далёком прошлом, я только что прожил заново.

Нужно проявить умеренность. Не то я перестану быть собой, превратившись в нелепую химеру из разных личностей.

Я вернулся к изучению малых шаров. Теперь их было три — душа птицы устроилась среди остальных зверей.

В отличие от человеческого клубка, звериные топорщились растрёпанными нитями. Кроме того, они не светились и вообще производили откровенно жалкое впечатление — рыхлые, с множеством промежутков, кое-где они просматривались насквозь.

Их тоже окружала мгла, однако возле них она была менее плотной. Из интереса я потянул нить из волчьего клубка, однако она оборвалась. То же случилось ещё с полудюжиной. Я разозлился и, обхватив шар, впитал его целиком. Нетронутой осталась лишь сердцевина — небольшое бесформенное зёрнышко.

Пришедшие образы оказались невнятными и мимолётными. Волноваться о том, что я начну считать себя зверем, явно не стоило.

Я мысленно ощупал зёрнышко. Изучив его, я приказал зерну исчезнуть, и оно пропало.

Затем я представил, как становлюсь дьявольским волком, и… ничего не произошло.

Чего-то такого я и ожидал. Похоже, без ядра, которое содержалось в душах, безликие перевоплощаться не могли. По этой же причине было недостаточно простого умственного усилия, чтобы превратиться в кого угодно. Для полноценной трансформации требовалась основа в виде ядра.

За исследованиями новых возможностей я пропустил рассвет. Спохватился лишь тогда, когда лучи полуденного солнца сумели пробиться в расщелину и коснуться лица.

Вынырнув из медитации, я выполз из укрытия и задумался над тем, чем заняться дальше. Превратиться в птицу и улететь из долины? Даже если я повстречаюсь с такими же тварями, они же не нападут на сородича, верно?

Задумавшись о перспективе полёта, я едва не пропустил человеческую речь, которая раздалась совсем рядом.

Ещё одна птица?

Вряд ли — звуки доносились из гущи джунглей.

Исключать того, что тут водится не один вид зверей, которые подражают голосам